Пожиратели мертвых [= 13-й воин] - Майкл Крайтон

Способ, применяемый норманнами для лазания по отвесным скалам, показался мне примечательным и достойным описания. Сами же они не находят в нем ничего особенного. Хергер объяснил мне, что в определенное время года они собирают яйца морских птиц, гнездящихся в скалах. Делается же это так: человека, который хочет спуститься с обрыва, обвязывают веревочной петлей, и его товарищи, оставшиеся наверху, постепенно отпускают эту веревку. Тем временем висящий над пропастью человек пользуется для поддержания равновесия второй веревкой, свободно свисающей с края обрыва. Кроме того, у скалолаза есть при себе прочный шест или посох, висящий на веревочной петле на запястье, – на тот случай, если во время спуска он выскользнет из рук. Этим шестом нужно отталкиваться от скалы, опускаясь постепенно все ниже и ниже[42].

Беовульф начал спуск, и его фигура становилась все меньше и меньше. Я внимательно наблюдал за тем, как он ловко управляется с веревками, петлей и шестом; однако эта кажущаяся легкость не ввела меня в заблуждение. Я прекрасно понимал, что на самом деле подобные упражнения требуют от человека изрядной физической силы и сноровки. Кроме того, было очевидно, что Беовульф и раньше лазал по скалам таким образом, а для меня все это было впервые.

Наконец он, действительно живой и здоровый, ступил на тот самый узкий камень, едва выступавший над поверхностью моря. Очередная волна тотчас же окатила его ледяной водой. При этом нас разделяло такое расстояние, что мы едва могли рассмотреть, как он махнул нам рукой в знак того, что спустился благополучно. Петлю-перевязь втянули наверх вместе с привязанным к ней дубовым посохом. Неожиданно Хергер обернулся ко мне:

– Ты следующий.

Я сказал, что мне плохо. Потом я заявил своим спутникам, пытаясь отсрочить этот кошмар, что хотел бы еще посмотреть, как будут спускаться другие, чтобы лучше понять, как правильно действовать шестом и как перехватывать страховочную веревку.

На это Хергер ответил:

– Каждый следующий спуск будет даваться нам все труднее, потому что наверху будет оставаться меньше людей. Последнему вообще придется спускаться на одной только страховочной веревке, и это будет Эхтгов, у которого железные руки. Считай, что мы оказали тебе большую услугу, позволив спускаться вторым, сразу вслед за нашим командиром. Так что – вперед.

По его глазам я понял, что надеяться на отсрочку бесполезно. Не помня себя от ужаса и не вполне понимая, что со мной происходит, я набросил на себя перевязь и вдел руку в петлю на конце шеста. Ладони у меня при этом были скользкими от пота; в какой-то момент я почувствовал, что и все мое тело покрылось липкой холодной испариной; дрожа на ветру, я подошел к краю обрыва и в последний раз посмотрел на пятерых норманнов, державших веревку. Затем они скрылись за краем обрыва. Я начал спускаться.

Первоначально я собирался во время этого спуска обратиться к Аллаху со множеством молитв и постараться запомнить все то, что думает, чувствует, видит, слышит и воспринимает человек, висящий на тонкой веревке под порывами ветра и спускающийся по отвесной скале. Получилось же так, что едва я потерял из виду моих друзей-норманнов, как из памяти улетучились все молитвы и благие намерения, и я лишь машинально, раз за разом повторял: «Слава Аллаху», словно человек, потерявший разум, выживший из ума старик, полный глупец или неразумный ребенок.

Честно говоря, я мало что помню о том, как проходил спуск. В моей памяти сохранилось лишь вот что: ветер, который мотает человека взад-вперед вдоль скалы с такой скоростью, что не успеваешь сосредоточить взгляд ни на единой точке ее поверхности. Много раз я ударялся об эту каменную стену, обдирая кожу и набивая синяки; один раз я ударился головой, и у меня перед глазами вспыхнула целая россыпь ярких, как звезды, огоньков. У меня мелькнула мысль, что я сейчас потеряю сознание, но каким-то чудом этого не случилось. В положенный срок – как мне показалось, равный всей моей жизни, и даже гораздо более длительный, – я ступил на залитый водой камень и ощутил на плече руку Беовульфа. Сквозь рев прибоя я расслышал удивившие меня слова: Беовульф сказал, что я держался молодцом.

Перевязь и шест вновь отправились наверх; тем временем нас с Беовульфом продолжали атаковать могучие волны. Мне пришлось сосредоточить все свое внимание и напрячь все силы, чтобы продолжать удерживать равновесие на этом мокром скользком осколке камня под ударами волн. Поэтому я даже не видел, как спускались остальные. Я был охвачен лишь одним желанием: удержаться на камне и не дать волнам смыть себя в море. Я своими глазами видел, что волны превосходили высотой три человеческих роста, и с ударом каждой из них я на миг лишался чувств под этим ледяным водопадом. Много раз волны сбивали меня с ног; я промок насквозь, а зубы у меня стучали, как копыта мчащейся галопом лошади. Из-за этого я не мог вымолвить ни слова.

Наконец все воины Беовульфа спустились вниз с обрыва; все проделали это успешно, включая и Эхтгова, которому пришлось преодолеть весь путь без помощи сверху, полагаясь только на силу собственных рук. Даже этот могучий человек, встав наконец рядом с нами на мокрый камень, некоторое время не мог ни говорить, ни шевелиться. Руки его онемели, а ноги подкашивались. Нам пришлось подождать несколько минут, пока он немного придет в себя.

Тогда Беовульф сказал:

– Мы должны прыгнуть в воду, нырнуть и вплыть в пещеру, вход в которую находится под водой. Я пойду первым. Держите кинжалы в зубах, а руки оставьте свободными: вам понадобится вся их сила, чтобы плыть против течения.

Эти безумные слова достигли моего слуха в тот момент, когда я, как мне казалось, вконец выбился из сил. Если бы тогда я был в состоянии думать, то назвал бы план Беовульфа запредельно безрассудным. Впрочем, тогда я не смог бы даже выразить словами эту мысль. Понимал я лишь одно: выжить в этом прибое невозможно; я видел, как волны обрушивались на скалы, как вода с неимоверной силой и скоростью уносилась куда-то в щели между ними и с еще большим напором била обратно, когда море отступало. Не проходило и нескольких секунд, как на те же скалы и в те же расщелины обрушивалась новая волна. Поистине, чем больше я смотрел на все это, тем яснее понимал, что ни один человек не сможет выплыть в этих волнах, но лишь разобьется вдребезги о подножье прибрежного утеса.

Возражать или протестовать я не стал, а точнее, не смог. Все происходящее уже давно вышло за пределы моего понимания. По моему разумению, я был уже настолько близок к смерти, что не имело никакого значения, приближусь ли я к ней еще чуть-чуть. Посмотрев на свой кинжал, я решил все же засунуть его за пояс, потому что мои зубы выбивали бесконечную дробь, и я не смог бы при всем желании надежно удержать ими тяжелый клинок. Что же касается моих спутников норманнов, то по их виду никак нельзя было сказать, что они замерзли или устали. Они словно радовались, что судьба снова подкидывает им не то развлечение, не то испытание; а еще они улыбались, предвкушая новую битву и сгорая от нетерпения снова вступить в бой. За это я готов был их возненавидеть.